Предствляем интервью Евгении Лампадовой, в рамках аворской программы Анны Несмеевой «ИГРА ПРЕСТОЛОВ» HR-radio
Кто сидит на железном троне? Почему сегодняшнее образование коммуникаторов никуда не годится?
Какой главный вызов сегодня встречают коммуникаторы? Почему важны интегрированные коммуникации и какой профит приносят социальные сети?
Почему в кризис создать свое дело — перспективно?
На эти и другие вопросы отвечает Евгения Лампадова
Евгения Лампадова, основатель коммуникационного агентства ЛАМПА, консультант в области связей с общественностью.
Пришла в бизнес шесть лет назад из некоммерческого сектора. Занималась связями с общественностью в компании «Юнимилк» (позже «Danone-Юнимилк»), перезапускала PR-отдел в НПФ «Благосостояние», с нуля создавала департамент внутренних и внешних корпоративных коммуникаций в компании «АПК-холдинг» (собственные товары и розница), занималась PR-поддержкой Ассоциации компаний интернет-торговли (АКИТ), была PR-директором онлайн-школы английского «Skyeng», последнее место работы — Wikimart.
Специализируется на консалтинге в сфере кризисных коммуникаций, построении брендов для IT и FMCG-компаний и PR-сопровождении GR-проектов.
Автор курса «Антикризисные коммуникации» (РУДН), приглашенный лектор.
Образование: журналистика (АлтГУ) и международные отношения (МГИМО, магистр).
Здравствуй, великий город! Здравствуй, Москва! С вами «Игра Престолов» на HR Radio. Эта программа посвящена коммуникациям и людям, которые их создают внутри компании. Это я, Анна Несмеева. И сегодня с нами Евгения Лампадова.
Е. Л. Всем привет!
А. Н. Здравствуй, Женя! Мы с тобой сколько не виделись, год уже?
Е. Л. Да, год, но такое ощущение, что прошло уже лет десять. Жизнь так быстро бежит.
А. Н. Ну что же, тогда у нас сегодня есть замечательная возможность обсудить, что случилось с тобой за этот год, и поговорить о корпоративных коммуникациях, стартапах и обо всем, что нам будет интересно. Но начнем мы с нашего традиционного вопроса. Скажи, пожалуйста, какое самое сложное профессиональное решение тебе доводилось принимать?
Е. Л. Его я приняла относительно недавно, в конце прошлого года. Это решение было связано с тем, чтобы уйти как раз из мира корпоративных коммуникаций, о которых мы сегодня с тобой говорим преимущественно, и открыть свое небольшое коммуникационное агентство. Объясню, почему оно мне непросто далось: когда ты работаешь в корпоративном мире, в нем есть плюсы и минусы, но в большинстве крупных компаний есть некая стабильность, предсказуемость и так далее. А когда ты идешь и открываешь что-то свое, особенно в текущей экономической, политической ситуации, при этом хорошо знаешь рынок PR и коммуникаций и понимаешь, что очень много игроков на рынке уже есть. Я имею в виду агентства. Они специализируются на разных рынках, у них разная история, есть российские, есть западные истории, и это страшно. Страшно по многим пунктам. Ты, с одной стороны, думаешь, что не можешь уже этого не сделать, а с другой — тебе так страшно, как никогда не было. Даже с учетом того, что ты специализируешься на кризисных коммуникациях. Я в компаниях проходила не один и не два таких кейса. А это всегда неприятная ситуация для пиарщика. Вот, наверно, это было самое сложное профессиональное решение для меня.
А. Н. Ты, наверно, первая среди наших гостей, кто здесь уже побывал, кто начал свою профессиональную деятельность даже раньше, чем получил свое высшее образование. В каком году ты в прессу попала?
Е. Л. Мне было, наверно, лет шестнадцать. Я работала руководителем отдела информации в издании для юношества, как тогда говорили. Для молодежи, современным языком выражаясь. Я, не умея писать, учила этому других. Это, наверно, связано с коммуникациями, когда я была на стороне журналистики. Где-то через два года я пошла работать в отдел новостей крупной региональной газеты «Алтайская правда», она ежедневная. Я каждый день сдавала новости, репортажи какие-то, начиная лет с восемнадцати я была штатным журналистом. То есть я такой «журналист-перебежчик».
А. Н. Понятно. Но начинала ты свою карьеру как классический журналист: профильное образование у тебя журналистское, кстати, как не у многих у нас здесь. Потом ты работала в благотворительных организациях, фондах, потом работала в корпорациях разных, всяких, где мы с тобой и познакомились. Сейчас ты работаешь на себя.
Е. Л. Да, я человек сложной судьбы.
А. Н. Скажи мне, где проще работать, а где интереснее?
Е. Л. Я всегда шла за тем, где мне интереснее. Проще не было нигде, абсолютно. То есть я даже не могу сказать, проработав в стартапе какое-то время, что в нем проще, а в компании сложнее. Если мы берем чисто бизнесовый пиар. Или в компании сложнее, а в пиаре проще. Уж компании благотворительные — это вообще другое поле и сегмент жизни, чем компании коммерческие. Там совсем другие сложности. Медийная жизнь тоже особая: пообщаешься с этими ньюсмейкерами — и с ума можно сойти, и из журналистики уйти с перегоранием жестоким. Мне кажется, я всегда занималась тем, что мне интересно. Это касается и корпоративного мира. Я не работала с тем, что мне неинтересно. Я просто брала и уходила, невзирая на резюме, которое я портила, уйдя из компании не после трех лет работы, а проработав год с чем-то. Есть компании, где я работала полгода, есть компании, где три, но это всегда была история, связанная с интересом. Когда интерес заканчивался, я уходила.
А. Н. А с чем связан интерес? Что пробуждает интерес работать на этом месте или на эту компанию?
Е. Л. Задачи, вызовы, челлендж. К сожалению, я не математик, и математические задачи мне даются с трудом. Но я люблю коммуникационные задачи. Мне нравится, когда я вижу некую цель для себя, вижу вызовы, и мне интересно эту цель достичь. В рамках public relations, я имею в виду. Это всегда некий челлендж. Если приводить конкретные примеры, то, когда я ушла из крупных компаний, я вообще не хотела работать в пиаре — у меня было профессиональное выгорание, потому что я всегда за короткий период показывала результат. Поэтому на рынке меня можно ценить, невзирая на мое ломаное резюме. И я ушла, перегорела, потому что часто показывала быстрый результат. И сидела и думала, чем мне заняться. Я понимала, что когда-то ушла из журналистики в пиар, из благотворительности — в коммерцию, а сейчас третья история. И что это за история, непонятно. Поэтому я ничем профессиональным не занималась, самосовершенствованием, если можно так сказать. Ко мне пришел Саша Лариновский, который был управляющим партнером в школе английского Skyeng, и он предложил кофе попить и посоветоваться, как с пиарщиком опытным. Он предложил позаниматься этим проектом, для меня это стало вызовом. С одной стороны, я корпоративный пиарщик, у меня есть имя, а с другой — ноунейм стартап. Это сейчас его знают, а тогда не знала большая часть аудитории уж точно. Поэтому я пошла туда, за этим проектом, и было очень сложно. Это совсем другой коммуникационный проект, другие инструменты, совсем другие усилия, если сравнивать с существующим большим корпоративным брендом. Но вот такие челленджи я люблю. У меня была задача из ноунейма сделать то, что будет в определенной аудитории известным. За год я справилась. Такие челленджи меня подкупают. И так было раз за разом, в любой компании, независимо от сегмента, который они занимают.
А. Н. Вообще, история про мотивацию и самомотивацию интересна. Потому что людей мотивируют иногда самые неожиданные вещи. Как тебе кажется, а что мотивирует людей оставаться в компании и работать в ней долго?
Е. Л. Сложный вопрос. Мне кажется, у нас с тобой был общий опыт как раз в том месте, где мы познакомились — компания «Юнимилк». Я очень часто вспоминаю ее как компанию, которая должна случиться в жизни каждого человека, который хочет работать в бизнесе. Мне кажется, что я бы в ней проработала значительно дольше, если бы в ней не произошли бизнесовые изменения: когда две компании начали объединяться, получился совсем другой бизнес. Причем две компании отличные, просто разные истории. «Юнимилк» я вспоминаю добрым словом и считаю, что он, условный «Юнимилк», должен случиться с каждым, кто хочет работать в бизнесе, потому что там не было ощущения, что ты винтик. Было ощущение, что ты приходишь не работу работать, а приходишь к группе людей, которые тебе близки по интересам, с которыми вы понимаете друг друга на уровне бизнес-задач и так далее. Я не занимаюсь внутренними коммуникациями и не могу это объяснить, но наверняка этому придумано определение и кто-то уже это использует. С одной стороны, мне нравилась общность людей, которые подбираются в команду, мне нравился продукт, хотя не всегда пиарщику нравится то, чем он занимается, причем продукт нравился всем: технологам, маркетологам, а не только public relations. Мне нравилось, что не было жесткой вертикали «ты начальник — я дурак», и это начиналось от генерального директора и заканчивалось руководителями структурных подразделений. Ты всегда мог зайти к генеральному директору или написать ему письмо, и эти отношения проповедовались на уровне корпоративной культуры, это было нормально. Можно было высказывать свои идеи, которые часто принимались, как минимум их рассматривали и не называли бредовыми, то есть компания на разных уровнях слышала своих сотрудников. Мне нравилось, что там принято было говорить сотрудникам на разных уровнях «спасибо». Наверно, комплекс этих факторов сделал для меня «Юнимилк» уникальной, несмотря на то, что там были невысокие рыночные зарплаты, я ездила, условно, в «Тутуево», но я бы готова была ездить и дольше, или поселиться ближе, или вытерпеть адовы расстояния с несколькими пересадками или стояния в пробках, потому что компания на Новой Риге находилась. То есть эти два фактора, которые часто продвигают как обязательные: плати много, давай хороший офис, — они для меня, и не только для меня, совсем не определяющие. А вот мотивирует человеческое отношение к своим сотрудникам, регулярное, не эпизодическое.
А. Н. Ты тут скромно сказала, что не занимаешься внутренним пиаром, но, по сути, проговорила все основные критерии того, чем должен руководствоваться внутренний коммуникатор. На этой площадке мы все время, так или иначе сталкиваемся или бодаемся локтями с эйчарами. И хорошо, если в компании есть внутренний коммуникатор, который этим занимается специально. А очень часто компании нагружают этим внешнего пиарщика или эйчара, и получается какая-то такая непонятная история. Кто, как тебе кажется, все-таки должен этим заниматься?
Е. Л. Однозначно специалист по коммуникациям. Ты абсолютно справедливо меня уколола по поводу внутреннего и внешнего пиара, что я не занимаюсь одним, а занимаюсь другим. Но я вижу тенденцию, когда коммуникации уже не имеет смысла разделять на внутренние и внешние. Я вижу, как часто внутренняя информация уходит вовне и становится способом подбора новостей не только для журналистов, но и для аналитиков. Практически каждый из нас имеет тот или иной аккаунт в той или иной сети, а кто-то везде, и я прекрасно понимаю, что эта история про внешние коммуникации тоже отмирает. Уже нет этой истории про пресс-релизы, журналисты смотрят информацию в информационном поле. И сотрудники являются теми, кто передает настроения, и это очень хорошо снимается. Любой журналист может посмотреть, как сотрудник сообщает о своем увольнении, сокращении, как процессы выстраивались и тому подобное. То есть коммуникации уже не имеет смысла разделять, они интегрируются друг с другом, с одной стороны. А с другой — тоже не может идти речь о том, что этим стоить заниматься эйчар-специалисту или даже под эйчар заводить направление, которое отдается внутренним коммуникациям. Ровно то же самое когда-то касалось public relations внешних и департаментов маркетинга. Я тоже всегда митинговала, и до сих пор не понимаю, когда пиар под маркетингом. То же самое с эйчар и внутренними коммуникациями. Абсолютно уверена в том, что это должен быть отдельно выделенный человек, а лучше — направление.
А. Н. Тогда такой вопрос к тебе. Ты у нас один из немногих людей, кто активно работает с молодежью и студентами. Вот скажи мне, пожалуйста, сложно научиться коммуникациям?
Е. Л. Я, с одной стороны, регулярно прихожу к студентам, уже два года это делаю, а с другой — у меня два гуманитарных образования, первое — журналистское, и я считаю, что эти пять лет с точки зрения навыков для меня были потеряны. То же самое касается и public relations. Когда мы делаем из этого дисциплины на четыре года, плюс два года магистратуры, мы занимаемся некой сакрализацией этого направления. Журналистика и public relations — ремесло, а не наука, которую нужно осваивать пять лет, препарировать лягушек, потом крыс, и лучше это делать в лабораториях. Я абсолютно уверена, что здесь рулит опыт и только опыт, свои и чужие ошибки. Я считаю это не наукой, а ремеслом, которым нужно овладевать в полях. При этом я бы точно абсолютно делала бы какое-то дополнительное образование. Например, два года магистратуры вполне себе хватит, чтобы рассказать про многие аспекты, в том числе пограничные с public relations, например маркетинг. Рассказать про экономику, потому что, работая в бизнесе, мы должны очень хорошо его понимать, начиная от терминологии, заканчивая особенностями. Я уже молчу про законы экономики, которые часто неочевидны при разработке образовательного курса для пиарщиков и журналистов. Вот у меня никто экономику за пять лет не преподавал, а, может быть, стоило бы. Мне кажется, что, с одной стороны, можно сделать усиленные образовательные курсы, не две недели, а год или два, и накачать их информацией в виде кейсов, предоставить возможность встречаться с практиками разными, из разных и смежных областей, не только public relations, которые их будут рассказывать. Потому что теория в PR постоянно устаревает, за те восемь лет, что я в бизнесе, я вижу, как все изменилось. Ну какие книжки, когда тебе их читать, когда нужно идти и работать?! Проще посмотреть вебинар, чем ездить куда-то, получать знания, когда девяносто процентов преподавателей — это теоретики, которые прочитали книжку, написанную два года назад. Она уже ни разу не актуальна. И так далее. Молодежь, которая приходит за дипломом, мне понятна, потому что их работодатель спрашивает этот диплом, и это даже не бакалавриат, а магистратура. Мои студенты мне об этом рассказывали. То есть, с одной стороны, работодатель спрашивает, и они идут туда за дипломом, а не за знаниями. Знаний там — в девяноста процентах их нет.
А. Н. Ну что же, мы на правильном пути. Потому что в школе коммуникатора мы активно развиваем дистанционное обучение.
Е. Л. Это тренд, вообще-то.
А. Н. Мы тоже учили по скайпу и дистанционно, то есть можем гордиться — мы в тренде!
Е. Л. Абсолютно.
А. Н. У меня есть вопрос, обычно я задаю его в конце программы. Но уж раз разговор зашел, задам его сейчас. Ты в профессии очень давно, больше пятнадцати лет. Какой бы главный совет дала себе, если оглянуться назад? В чем главная засада, опасность профессии?
Е. Л. Здесь много засад. Лет пятнадцать назад я бы хорошо подумала, пойти ли в эту профессию. Сейчас это уже наркотик, а тогда я могла бы его на самом старте не употребить. Нужно быть готовым к тому, что (а особенно это касается корпоративных коммуникаций) все департаменты вашей компании (я, кстати, студентам это и говорю) будут разбираться в этой профессии лучше, чем вы, а также они не будут стесняться об этом говорить, когда вы будете советовать, как работать им. Ну а что такого сложного в юридическом департаменте, например? Это с одной стороны. С другой — многие в медиамире будут считать вас как представителей профессии элементом лишним, который мешает быстрому получению информации, информированию своих читателей, зрителей, блогосферы. Поэтому вам нужно будет доказать, если вы будете работать со СМИ, аналитикам, продюсерам, что вы элемент не лишний, а исключительно полезное звено в этой коммуникационной цепи. Это второе направление. И третье — нужно будет всегда бежать впереди паровоза, потому что коммуникации очень быстро меняются. Меняются каналы, нужно очень быстро ловить, куда и как они меняются. Нужно все время учиться чему-то неочевидному. Например, сейчас мы уже говорим не про пиар, а про маркетинговые коммуникации, интегрированные, которые предполагают инструменты маркетинга. Ко мне очень часто приходят заказчики и говорят, что им нужны интегрированные коммуникации, а не пиар или маркетинг в чистом виде. «Вот вы мне сделайте». А это значит, что должна работать команда, каждый член которой разбирается в своем направлении. А вообще, в идеале скоро каждый сам должен будет разбираться во всех направлениях. Это как раз чистая история про то, что нужно бежать впереди и смотреть, как все меняется. За последние мои восемь лет бизнес-пиара пиар уже не тот. Вот вообще. Блогосфера, которая для меня года три назад была неочевидна, — сейчас стало понятно, что она приносит профи для бизнеса, и я пошла в эту сторону. Это дополнительный канал. При этом медиа никто не отменял. Есть SMM, который тоже работает в зависимости от того, что за продукт, чем ты занимаешься. То есть открылся новый мир только за последние три года. Поэтому, кстати, я считаю, что пиар — дело молодых. Я точно знаю, что не хочу им заниматься лет через двадцать, я просто отстану. Приходят новые журналисты, новые аналитики, новые пиарщики, новые маркетологи. Я поэтому, кстати, и хожу в университет, чтобы посмотреть, о чем думает молодежь.
А. Н. Кстати, та молодая шпана сотрет нас с лица земли?
Е. Л. Я бы хотела сказать «нет», но скажу «да». «Сотрет» — это правильное слово. У меня была иллюзия, когда я начала преподавать, что она сотрет меня завтра, но через некоторое время я поняла, что не завтра, а это будет после. Пиарщики — это штучные единицы, поэтому с новой порослью будет то же самое. Придут и не сотрут, а жизнь попортят, так скажем. И не сразу.
А. Н. Давай тогда перейдем к нашей традиционной рубрике, она называется «Вести семи королевств». В этой рубрике мы берем какой-нибудь повод внешнего рынка и пытаемся понять, как эта тенденция может отразиться на мире корпоративных коммуникаций. Для тебя я заготовила мегановость. Буквально на днях знаменитый футболист Пеле заявил, что подает в суд на Samsung, потому что те использовали в конце прошлого года в New York Times фотографии человека, очень похожего на Пеле, но не являющегося Пеле. Этот человек использует знаменитый удар Пеле «ножницы» и рекламирует продукцию Samsung. Вот как тебе кажется, такая история в корпоративных коммуникациях, история про подмену понятий, пристройку к чужому бренду и имени, насколько это для нас актуально? Стоит использовать эту методику или быть осторожнее?
Е. Л. Все сильно зависит «от». Есть же известная история с котом из Простоквашино, которая хорошо пошла. Добрая история, хорошая привязка, коту без разницы, почему не использовать? Это одна история. Другая с тем, что я искренне сочувствую известным людям или брендам, к которым пытаются привязываться. Есть такая тактика, известная в пиаре, — «укуси слона»: привязываешься к известному бренду, все время от него «откусываешь», он вроде как не замечает, да и тебе неплохо. Условно кейс мне понятен чисто по-человечески. Будь я Пеле, я бы очень жестко прокатилась по Samsung. История с «Простоквашино» мне тоже понятна, потому что никому не плохо, а всем только хорошо: и потребителям, и бизнесу, и господину Успенскому. Я думаю, с его разрешения все это использовалось.
А. Н. Конечно, были договоры.
Е. Л. Поэтому имеет смысл всегда помнить традицию win—win. Если всем хорошо — ну и ладно, а если только одной стороне, то я такой человек, что с этой историей не будет связываться. При этом я хорошо это понимаю как инструмент и осуждать точно не буду. Недавно один мой коллега подал в суд на «Яндекс», что, читая новости «Яндекса», он лысеет. При этом он специализируется на взрывном пиаре. Я так вряд ли буду делать, но и осуждать его не берусь. Каждый работает как хочет и может, почему нет?
А. Н. Термин «взрывной пиар» у нас в программе уже несколько раз прозвучал. На внешнем рынке понятно, где и как его можно применять. А насколько он уместен внутри компании?
Е. Л. Не знаю, я же не специализируюсь. Но мне кажется, что вполне. Я не вижу сейчас ментальной разницы между внутренними и внешними коммуникациями с точки зрения инструментов и воздействия. Та компания, которая будет делать это с какой-то периодичностью, она неплохо заявит о себе с точки зрения взрывного эйчар-бренда в среде. Это может быть инструментом для работы внутри и инструментом для того, чтобы про свой эйчар-бренд напоминать.
А. Н. У нас с тобой есть пример, с которым мы, так или иначе, соприкасались. Компания, не будем называть ее, которая постоянно использовала взрывной пиар внутри. И сейчас мы можем наблюдать, что идеологи и евангелисты, которые были адептами этой компании, все покинули ее. И сама компания чувствует себя не очень хорошо. Как тебе кажется, это не результат такой перекачки, уж слишком всего много они там «взорвали»?
Е. Л. Мне кажется, они там забыли про бизнес: увлеклись прокачкой внутренней и забыли, что бизнес надо делать. Они же бизнес-компания, а не сообщество веселых, любящих друг друга людей. Может быть, ты здесь права, я про это не думала. Вряд ли это угробило компанию, уж точно нет, там история про бизнес и неграмотное управление, но это точно не способствовало ее росту. Я верю в то, что нужно драйвить бизнес. Бизнес-результаты мотивируют сотрудников на то, чтобы креативить что-то внутри, любить и уважать друг друга. Я не верю в тренинги, веревочные курсы с некоторых пор, я не верю в «Давай будем друг друга любить, проводить конкурсы, одеваться по пятницам во что-нибудь». Это хорошее дополнение, но не инструмент для достижения бизнес-результатов. А верю в то, чтобы хорошо танцевать свою партию, помогать там, где ты можешь, и добиваться результатов.
А. Н. Не могу здесь с тобой не согласиться. Потому что, обучая последние шесть лет внутренним коммуникациям, я постоянно сталкиваюсь с тем, что и они, и их руководители, в пиаре и эйчаре, не видят бизнес-результатов как своих целей. То есть это такие два департамента самозанятости. Они сами для себя придумывают классные штуки, сами их выполняют и сами себе отчитываются.
Е. Л. Классно, все так! А бизнес в этот момент почему-то не развивается.
А. Н. Нет, он развивается, но сам по себе. Независимо от них. И несет их как допнагрузку.
Е. Л. Да, очень правильное замечание. Когда надо чем-то заниматься, мы будем газету выпускать, тренинги проводить, аттестацию персонала проведем.
А. Н. Ну раз уж так всех приложили, надо все как-то уравновесить. У нас есть другая традиционная рубрика, которая называется «Железный трон». В ней мы выбираем героя. Скажи мне, кто у тебя герой, кого бы ты посадила на нашем рынке на «железный трон».
Е. Л. На «железный трон» с точки зрения кого? Управленца?
А. Н. Не знаю, давай с точки зрения коммуникаций посмотрим. Может быть, из бизнес-лидеров.
Е. Л. Я как-то про это не думала. Но смотрю на людей с точки зрения харизмы. Мне нравится Олег Тиньков. Как персонаж он неоднозначный, но его выражения расходятся на цитаты, при этом он успевает заниматься бизнесом. По крайней мере, внешне так выглядит. Мне нравится господин Маск, из иностранных, я давно за ним наблюдаю. Для меня неоднозначный, но заметный Павел Дуров, он делает хороший продукт, о котором говорят и которым пользуются. Это наш ответ «Фейсбуку», что называется. И этот человек уже известен на мировой арене своим продуктом. Марк Цукерберг — это однозначно. Это я начала думать про SEO и называть. Про пиарщиков если начну думать, тоже назову. Просто то с одним кофе попьешь, то с другим — и не воспринимаешь их как звезд, не строишь рейтингов. Мне повезло. Нас, представителей профессии, очень часто ругают. И я очень часто не понимаю этих претензий, потому что мне повезло работать в отрасли с профессионалами. Каждый второй из моих коллег, с кем я на бизнес-рынке работала, уж точно в эту категорию заносится.
А. Н. Здорово, мы восстановили кармическую справедливость.
Е. Л. Надо мне вспомнить к следующему разу.
А. Н. Хорошо, будем ждать от тебя звездного рейтинга.
Е. Л. Кстати, в ритейле очень много пиарщиков, хорошо прокачанных. Ритейл не очень простой сегмент бизнеса, поэтому там в принципе нельзя быть плохим пиарщиком — просто не выживешь.
А. Н. Ну что же, давай подводить итоги нашей плодотворной программы. Над каким самым интересным проектом ты сейчас работаешь?
Е. Л. Это, наверно, и есть мое агентство «Лампа», коммуникационное. Раньше я всегда занималась кем-то, а здесь ты еще должен не забывать про себя. Про свой фирменный стиль, позиционирование. С одной стороны, ты ведешь бизнес, с другой — ты и сам бизнес. Это история для меня новая, компания у меня с января этого года. И есть уже клиентские истории, чему я очень рада и благодарна заказчикам. Из новостей: я сейчас занимаюсь проектом Teachbase — это платформа для различных вебинаров, тренингов, курсов, это снова дистанционное онлайн-образование, которое сейчас рулит. Это такой e—commerce шестилетней давности в мире бизнеса и технологий.
А. Н. У нас есть тема для дальнейшего разговора!
Е. Л. Мы совсем недавно начали сотрудничать, вы первые, кому я про это говорю. Скоро начну говорить везде.
А. Н. Ну что же, будем ждать новостей. А теперь пришла пора прощаться. Это была «Игра Престолов». С вами была Анна Несмеева и Евгения Лампадова. Слушайте нас по четвергам!
